Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом был первый
в столице и чтоб у меня
в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было
войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Глаза разбегались у нас, и мы не знали, на что смотреть: на пешеходов ли, спешивших, с маленькими лошадками и клажей на них, из
столицы и
в столицу; на дальнюю ли гору, которая мягкой зеленой покатостью манила
войти на нее и посидеть под кедрами; солнце ярко выставляло ее напоказ, а тут же рядом пряталась
в прохладной тени долина с огороженными высоким забором хижинами, почти совсем закрытыми ветвями.
Журавка махнул рукой и потащил за двери свою синьору; а Анна Михайловна, проводив гостей,
вошла в комнату Долинского, села у его стола, придвинула к себе его большую фотографию и сидела как окаменелая, не замечая, как белобрюхой, холодной жабой проползла над угрюмыми, каменными массами
столицы бесстыдно наглая, петербургская летняя ночь.
— Soyez le bienvenu! Добро пожаловать! — сказал он ему, — le descendant des Persianoff потомок Персиановых. всегда будет желанным гостем
в доме Мангушевых. Мы, сельские дворяне, конечно, не можем доставить вам тех высоких наслаждений, к которым привыкли люди
столиц, но и у нас найдется для Персианова и чарка доброго старого вина, и хороший кусок дымящегося ростбифа. Entrez, je vous prie
Войдите, прошу вас..
Упоенный ожившим счастьем, я не выходил из гостиной, увивался около жены и, почитая, что бывшая мрачность происходила
в ней от ее положения… радовался, что по вкусу пришлись ей гости, и она
вошла в обыкновенные чувства; а потому, питая к ним благодарность за приезд их, я бесперестанно занимал их то любопытным рассказом о жизни моей
в столице Санкт-Петербурге, об актерщиках и танцовщицах, то водил их на гумно или чем-нибудь подобным веселил их.
Итоги моих западноевропейских наблюдений и пережитков
вошли уже,
в значительной доле,
в целую книгу, которою я озаглавил"
Столицы мира", написал еще
в 1897 году и продал петербургской издательской фирме (Маркса).
Но дать здесь некоторый"варьянт"того, что
вошло уже
в"
Столицы мира", я все-таки должен, и читатели мои на меня, надеюсь, не посетуют.
Я уже сказал
в начале этой главы, что здесь,
в этих личных воспоминаниях, я не хочу повторяться и лишь кратко коснусь многого, что
вошло в мою книгу"
Столицы мира".
Живя почти что на самом Итальянском бульваре,
в Rue Lepelletier, я испытал особого рода пресноту именно от бульваров.
В первые дни и после венской привольной жизни было так подмывательно очутиться опять на этой вечно живой артерии
столицы мира. Но тогда весенние сезоны совсем не бывали такие оживленные, как это начало
входить в моду уже с 80-х годов.
В мае, к концу его, сезон доживал и пробавлялся кое-чем для приезжих иностранцев, да и их не наезжало и на одну десятую столько, сколько теперь.
Как я сказал
в самом начале этой главы, я не буду пересказывать здесь подробно все то, что
вошло в мою книгу"
Столицы мира".
Париж уже не давал мне, особенно как газетному сотруднику, столько же нового и захватывающего. Да и мне самому для моего личного развития, как человеку моей эпохи и писателю, хотелось
войти гораздо серьезнее и полнее
в жизнь английской"
столицы мира",
в литературное, мыслительное и общественно-политическое движение этой своеобразной жизни.
Музыка
в те зимы
входила уже значительно
в сезонный обиход
столицы. Но Петербург (как и Москва) не имел еще средств высшего музыкального образования, даже о какой-нибудь известной частной школе или курсах что-то совсем не было слышно. Общая музыкальная грамотность находилась еще
в зачатке. Музыке учили
в барских домах и закрытых заведениях, и вкус к ней был довольно распространен, но только"
в свете", между"господ", а гораздо меньше
в среднем кругу и среди того, что называют"разночинцами".
"Успех скандала", выпавший на долю"Жертвы вечерней", и строгая, но крайне тенденциозная рецензия"Отечественных записок"мало смущали меня. Издали все это не могло меня прямо задевать. Книга была спасена, продавалась, и роман читался усердно и
в столицах и
в провинции. И далее,
в начале 70-х годов, по возвращении моем
в Россию, один петербургский книгопродавец купил у меня право нового издания, а потом роман
вошел в первое собрание моих сочинений, издания М.О.Вольфа, уже
в 80-х годах.
Он не возвращался надолго
в Грузино даже после того, когда после 14 декабря спокойствие
столицы было восстановлено и все
вошло в свою обычную колею совершенно по другим причинам.
Свернем с главной артерии
столицы — Невского проспекта — на Николаевскую улицу и, добравшись до Колокольной,
войдем в один из пятиэтажных домов этой улицы,
в квартиру третьего этажа, на двери которой, выходящей на парадную лестницу, прибита металлическая доска, с надписью выпуклыми буквами: «М. Н. Строева».
Алексей Кирилович
входил в приятное расположение духа. Он уже прочел, где продаются подержанные шубы, лошади, дома, скрипки, и совсем хотел сложить прочитанный листок, как вспомнил, что не просмотрел еще списка особам, прибывшим
в столицу. Список был довольно велик.
«Немец» должен был
войти в силу и значение, и «духовные вышнеполитики», конечно, примкнуть к нему. Москва и все московское пойдет на убыль, и люди «чухонской
столицы», конечно, будут опять находить удовольствие делать все, что можно сделать наперекор Белокаменной.